Михаил Пореченков: правда про «Битву Экстрасенсов». Большое интервью.

На кинофестивале «Горький Fest» в Нижнем Новгороде Михаил Пореченков дал открытый «мастер-класс» (проще говоря, творческий вечер) любителям кино.

В небольшой зал в центре города публики набилось, как в бочку селедки. Поклонники искусства чуть ли не на люстре висели. Их подвиг был вознагражден: Пореченков дал народу самое откровенное интервью, о каком журналисты могут только мечтать. Оно и понятно: артисты не очень любят журналистов, зато со зрителями готовы говорить обо всем на свете. Корреспондентам «Комсомолки» посчастливилось побывать на этой встрече.

— Когда вы поняли, что профессия актера – это ваше?

— Да я еще не понял! Я еще в метаниях, думаю, может, не моё (смех в зале – авт.)… Когда-то один мой товарищ говорил так: «Профессией актера, как Костя Хабенский, заниматься надо так: вот чувствуешь, что дышать не можешь, тогда надо идти. А если – «попробую здесь, попробую там»… Нет, нужно чтобы «дышать не могу, по-другому себя не представляю. Это моя жизнь».

— Как сыграть «плохого» персонажа, чьи поступки сложно понять и оправдать?

— Есть метод действенного анализа. Все разобрать, понять, потом — все забыть и сыграть. Тут по каждому случаю нужно разговаривать отдельно и разбирать по косточкам. Если у кого-то возникнет желание профессионально, глубоко поговорить, то я готов.

— Была ли какая-нибудь роль, которая вам внутренне претила… или переворотила вас?

— Чтобы претило, таких ролей нет. Внутренне меня ничего не переворачивает. Герой может тебе сопротивляться вначале, вступать с тобой в противоречие, как мистер Хайд с доктором Джекилом. Но потом ты начинаешь разговаривать и думать, как твой персонаж.

— Бывает, что актер так сживается с ролью, что не может выйти из образа. К психологам и психиатрам актеры обращаются?

— Наверно, обращаются. Но в жизни в целом — я знаю больше таких случаев, чем в актерской среде. У моего друга Андрюши Краско – царствие ему небесное – был приятель психиатр. Он ему говорил: «Андрей, я не могу смотреть твои спектакли, это же кошмар! У всех диагнозы. Все больные! У вас вообще в театре есть здоровые люди?» Андрей отвечал: «Есть, но они плохие актеры».

— А в Америке все ходят к психиатрам.

— Пускай ходят, но у нас есть друзья! И бутылка водки.

— Легко ли было вам выбираться из «прокрустова ложа» — образа «Агента национальной безопасности»?

— Мне-то легко. Тяжело справиться с общественным мнением. Как? Только количеством других ролей.

— Какой своей ролью вы гордитесь больше всего?

— Я всеми горжусь и всеми недоволен. Мои роли, как маленькие дети. Может, красивый ребеночек родится, а может – не очень. Меня как-то спросили: а можешь ты назло режиссеру плохо сыграть? (смех в зале – авт.). Хорошо сказано, но как это сделать? Нет, я не могу, люблю свою профессию. У меня 120 картин, работаю постоянно. Иногда чувствую, что устал, начинаю повторяться. Сейчас пытаюсь тормознуть чуть-чуть, чтобы более внимательно разбирать каждую роль.

— Самая любимая роль?

— Наверно, это работа у Сергея Владимировича Урсуляка в картине «Бриллианты для диктатуры пролетариата», граф Воронцов. Одна из самых точных моих ролей. В этой картине я второй раз работал с Полиной Агуреевой, это был самый запомнившийся, самый творческий для меня дуэт.

— У кого из режиссёров хотели бы сняться?

— Только Никита Сергеевич Михалков всё ускользает от меня.

— Как вам понравилось работать с Юрием Бутусовым (главный режиссер театра Ленсовета, у которого Пореченков играет несколько спектаклей — авт.).

— С ним работать тяжело, но здорово. На выходе это всегда фантастически творческая работа. Он талантливый человек очень. Он прекрасно, долго и мучительно уничтожает (смех в зале – авт.). Мы учились вместе. Пять лет театральной академии, потом выпускной спектакль, который собрал все призы. Потом еще семь спектаклей… Мне сложно говорить, я отношусь к нему не как к режиссеру, а как к близкому, родному человеку. У нас бывают конфликты, расставания-встречи. Мы друг друга знаем почти тридцать лет.

ДЛЯ РОЛИ ПОДДУБНОГО НАБРАЛ 33 КИЛО И ЧУТЬ НЕ ЛИШИЛСЯ ЗДОРОВЬЯ

— Есть фильмы, которые потребовали у вас каких-то особенных, нечеловеческих усилий?

— Была картина, которая называлась «Поддубный». Это были колоссально напряженные съёмки — и физически, и морально. Три месяца мы снимали, и я травмировался весь, где только мог. Работали и с борцами, и с каскадерами… Плюс я начал готовиться к съемкам всего за два месяца до начала. После одной травмы — очень серьёзной — пришлось делать операцию, бросить подготовку, потом всё начать снова. Те, кто занимался тяжёлой атлетикой, пауэр-лифтингом — знают, что без фармакологии там делать нечего. Мой вес до начала подготовки был 102 кг, а перед съемками 135. И этот вес надо было удержать, было катастрофически тяжело. Я ежедневно по 18 часов проводил с гримом на лице, с наклеенными усами. А потом шёл тренироваться в зал на час, принимать спортивную фармакологию. После этого мне можно было вызывать скорую помощь. Я издевался над своим организмом — над печенью, над почками… У меня был отрыв бицепса, мне делали в Германии сложную операцию. У меня были сломаны ребра, колени… К сожалению, так сложилось, что продюсеры не дали нам времени подготовиться. Мы сразу вступили в жёсткий съемочный период. После этой картины я решил, что в спортивных драмах больше не снимаюсь.

— После выхода фильма «Поддубный» на Украине вышел фильм «Иван Сила» по тому же самому сценарию. Как он вам?

— Я смотрел, это не высокое творчество. И сценарий там совершенно другой.

С ДАПКУНАЙТЕ У НАС «ХИМИЯ» ТОЛЬКО ПО РАБОТЕ

— Образ с бородой – это к какому-то фильму или просто?

— Все, что касается моей внешности, связано с работой (Михаил только что снялся в сериале «Мост», который скоро выйдет на экраны). В некоторых контрактах прописано, что я даже не могу поменять пол!

— Как складываются отношения с коллегами?

— С кем-то встречаемся на уровне «привет-привет». А с кем-то сидим и до утра выпиваем. С Константином Юрьевичем мы знакомы уже около 30 лет. Мы уже все понимаем друг про друга без слов. У нас с ним спектакль был «Утиная охота», где он играл Зилова, а я официанта Диму. И у нас была замечательная сцена, где они сидят, молчат и мечтают об утиной охоте. Костя мне тогда сказал: ты ж понимаешь, что нам есть, о чем помолчать на сцене. И это самое прекрасное. И зритель это понимает. Но таких людей у меня единицы. А так мы каждый раз пристраиваемся к партнеру. Вот сейчас у меня прекрасный, блестящий партнер Ингеборга Дапкунайте, с которой мы снимаем вторую часть сериала «Мост» (когда снимали первую часть, полгода прожили в Питере). Она фантастическая, суперпрофессионал, мне очень приятно с ней работать. У нас с ней случилась «химия» — только в работе!

— А можно поставить заголовок: «У нас случилась химия с Ингеборгой Дапкунайте»?

— Ну, зачем. Не надо. Я же сказал: только по работе. Но вы все равно сделаете, как вам нравится…

— Нет, как вам.

— Мне нравится, когда по-человечески.

— Есть ли у вас творческое соперничество с Хабенским?

— Конечно, нет. Во-первых, мы в разных амплуа. Во-вторых, в-третьих и в-пятых, мы друзья – этим все сказано. Дружим семьями — и в беде помогаем друг другу, и в радости — всегда вместе.

— Сериал «Метод», где снялся Константин Хабенский, вам понравился?

— Мой близкий друг там, как всегда, гениален! Больше ничего не могу сказать.

«МАТИЛЬДУ» НЕ СМОТРЕЛ, НО АЛЕКСЕЯ УЧИТЕЛЯ ОДОБРЯЮ

— Как вы относитесь к притеснению российского кино и вообще искусства. Сейчас разбирают фильм «Матильда», с подачи депутата Натальи Поклонской.

— Я не знаю, кто разбирает фильм «Матильда». Давайте сначала посмотрим его, а потом уже будем говорить. Вы смотрели его?

— Я тоже нет!

— О чем мы тогда разговариваем? (смеется).

— Но кредит доверия у фильма, даже не виденного, есть, потому что это Алексей Учитель.

— Алексей Учитель – мой друг, замечательный кинематографист, умнейший человек, прекрасно отношусь к его творчеству. У него есть много замечательных картин.

О «БИТВЕ ЭКСТРАСЕНСОВ И ПРОЧЕМ ТЕЛЕВИДЕНИИ»

— Михаил, вы были ведущим «Битвы экстрасенсов» (с 1 по 7 сезон – авт.). Как вам там работалось? И почему вы ушли?

— В самом начале работать было очень интересно. Такие попадались участники, такие экземпляры! Но это первые сезоны. Мы действительно поверили. А потом мы поняли технологию работы… Ведь существуют люди, которые им подсказывают, которые заключают с ними договоры заранее… И когда все поняли, что это кому-то приносит деньги – вот с этого момента я ушел оттуда. Но были моменты, когда участники что-то понимали. Хотя ни один из экстрасенсов не выдержал ту проверку, с которой я к ним приходил. Не буду говорить, какая это проверка – но ни один не выдержал. Победители-не победители… Если Бог дает прозорливость, то только людям, которые находятся в подвиге – служении Богу. Молитва, отказ от многого. С телевидением это не очень совместимо.

— Чем для вас было участие в телепроекте «Запретная зона» (ток-шоу на канале ТНТ с 2003 по 2005 год)?

— Тогда я был бедный артист, и мне очень хотелось купить квартиру. У меня уже было двое детей.

— И купили квартиру?

— Да нет, все прос…л. Телевидение – и я этого не скрываю – это, по большей части, вопрос финансов. Хотя мне нравятся съемки в рекламе «Актимеля», потому что я работаю с очень хорошими ребятами. Она – про нас, про русских. Там смешное противопоставление: бедные итальянцы и мы, могучие и красивые русские (смеется). Мне нравился проект на «Матч-ТВ» (боксерское реалити-шоу «Бой в большом городе»), потому что меня пригласили друзья, потому что я занимался боксом и люблю этот вид спорта.

О ЮМОРЕ

— Когда режиссер вас приглашает в картину, бывает такое, что вы думаете: «О Господи, опять?» Бывают режиссеры, которые вас прессуют?

— Прессовать меня сложно (улыбается). Чтобы было удобно работать, я стараюсь создать микроклимат в коллективе. Он основывается на добром отношении и на юморе. Я всегда балагурю. Это не говорит о том, что я туповатый, неглубокий артист и не думаю о роли. Просто я создаю тот микроклимат, в котором мне легче раскрыться самому. Это помогает договориться со всеми. В моей практике был всего один режиссер, с которым я не смог договориться в творческом плане. Не могу сказать, кто. Работа эта не вышла.

О СЫНЕ

— Планируете как-нибудь поработать с вашим старшим сыном Володей? Привлечь его в свои проекты?

— Он сейчас репетирует в театре МХТ имени Чехова, попал он туда совершенно без меня. Был большой отсмотр, все волновались, зажимались, но они с другом Иваном прошли. Он сейчас снимается в маленьких работах. Снялся в картине, которая скоро выйдет. Я смотрел все его спектакли, что-то подсказываю. Он взрослый мальчик, неглупый.

— Какие наставления ему даете?

— Шарашь, парень, вкалывай, работай! Всё придет. И он молодец, работяга.

— Как быть молодым людям с окраин, у которых нет средств, только желание и идеи?

— Работать! Объединяйтесь в группу, берите пьесу – играйте. Актеру, чтобы играть, нужен только маленький коврик. Поставил — играй! Сразу деньги и слава – так не бывает… Вы посмотрите на спортсменов. Они все травмированы, но пашут, как лошади. Надо пахать. С интересом, с кайфом, с душой – тогда все получится. Я вспоминаю, как мы пришли – безвестной компанией – в театр Ленсовета в Санкт-Петербурге. Юра Бутусов (ныне – главный режиссер Санкт-Петербургского академического театра имени Ленсовета – авт.), Костя Хабенский, Миша Трухин, Андрюша Зибров, я. Это был 1996 год: ничего не было – ни кино, ни театра… Все говорили: что делать? У меня зарплата — 600 рублей, а уже были дочка и сын. У нас — ничего! Через три года мы собирали аншлаги… Мы не знали, что на другие спектакли – заполняемость залов 30%. Пахали и ничего не замечали, у нас не было такого: «проснулся и понял, что стал звездой». Да и сейчас всё звездами никак не проснемся. Награды, деньги – это мишура. Останется то, что вы делали. Вот вчера вечером мы с Костей сели и говорим: «Костяша, это целая жизнь! Как мы кайфово работали!» А не про машины, квартиры и какую-то ерунду.

«МЫ – СТРАНА АНДЕГРАУНДНОГО КИНО»

— Какие современные российские фильмы вас вдохновляют?

— Мне надо вспомнить. Называйте ваши, посмотрим, совпадают ли списки.

— «Дурак» Юрия Быкова, «Елена» и «Левиафан» Звягинцева, все фильмы Анны Меликян.

— «Дурак» — прекрасная работа, «Елена» и «Левиафан» — замечательные картины. О «Левиафане» говорили, что она – об ужасах русской жизни, я считаю, что картина совсем о другом. Это прекрасная работа всех актеров, и Володи Вдовиченкова, и блестящей Елены Лядовой – мы с ней работали в картине «Солдатский декамерон» — и Леши Серебрякова. Фильмы Анны Меликян тоже мне нравятся. По списку сошлись. Давайте теперь по деньгам разберемся (смеется).

— Давайте по деньгам. Очень часто бывает (я говорю о фильмах, которые только что перечислила): бюджет картины два миллиона рублей, а кассовые сборы – 700 тысяч. Это какой-то кошмар.

— Пока мы ругаем и не любим свой кинематограф, никакая картина не «отобьется». Ради того, чтобы люди шли в кино, мы и устраиваем фестиваль.

— Меня бесит, когда говорят, что нет российского кино.

— Правильно! Я за вас! Создаем новую партию любителей кино. Я не случайно назвал фильм «Они сражались за Родину». Мы сейчас сражаемся за свою страну – и за кино тоже. У нас, к сожалению, сегодня нет единой индустрии кино как таковой. Развитием индустрии занимается один человек, мой друг и родственник (крестный дочери Пореченкова – авт.) Федор Сергеевич Бондарчук. У него есть желание построить это как большой и масштабный бизнес. Но, к сожалению – или к счастью – мы страна андеграундного кино. Русские писатели всегда говорят о личности, а личность всегда одна: человек один приходит в мир и один уходит… Мне кажется, что наш кинематограф и его путь – это взгляд внутрь себя. Может показаться, что история человека – это частный маленький мир, но это глобальная история, которая цепляет все человечество. А развлекательное кино – оно, конечно, должно быть. Но мне кажется, это кино нивелирует личность. Оно чешет всех под одну гребенку. Почему сейчас в кинотеатрах этот большой, серьезный звук «долбидиджитал»? Ответ простой: потому что едят. Жуют, хрустят – не слышно… Нужно сделать погромче. А когда кино тебя цепляет, ты не ешь. Вот к этому кино хочется призвать, его хочется развивать. Такое – наше большое кино, снятое великими мастерами. И «Дама с собачкой», и «Ленин в 1918 году», и другие — замеченные на Каннском кинофестивале.

— Что посмотреть нам сегодня вечером из старых фильмов, которые вас цепляют?

— Я всегда называю одну картину – особенно, когда встречаюсь с актерами. Там есть разная техника, разные способы существования, которые приводят к гениальному результату: это фильм Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину». В этом названии есть всё: мое отношение к стране, мое отношение к кино и к профессии. Там гениальные работы – по школе Станиславского, по школе Чехова. Начинаешь смотреть – и залип. Например, когда Тихоноввыходит из госпиталя, оглохший и заикающийся после контузии, разговаривает с Шукшиным: «Д-д-д-раться рядом с товарищами м-можно и глухому!» Как он это делает? Я не понимаю! Это вершина мастерства.

— Можно ли без бюджета снять талантливое кино?

— Всё вопросы в Якутию. Там с бюджетом 1000 долларов умеют снимать талантливо. Они выпускают 700 картин в год, они Болливуд.

— Согласились бы вы сниматься за маленькие деньги?

— Конечно! Снимаюсь и в короткометражках, и в низкобюджетном кино, и у студентов — нечасто, но если ко мне обращаются — да, я это делаю.

— Не хотите себя дальше пробовать в режиссуре?

— Попытка была, для меня она несла в себе новый заряд и новую эмоцию, но как-то к ней все отнеслись не очень благосклонно. Я сам снял картину, сам спродюсировал, сам сыграл — это всегда провальный путь. Это была картина «День Д». Я работал над собой, улучшал свою физическую форму. Если кто занимался спортом, те понимают. За два месяца набрал и массу, и форму, и травмировался… Это был привет всем картинам, которые я смотрел в детстве, я передавал привет Чаку Норрису, Брюсу Ли, Арнольду Шварценеггеру. Кто понял этот юмор, всем картина понравилась. Все, кто не понял, говорят, что это тупая, бездарная, идиотская картина. Пока я напуган этой реакцией и не снимаю кино. Буду судить кино! (смеется).

ВИННИ-ПУХ С ЛИЦОМ УБИЙЦЫ

— В театре есть традиция подкалывать друг друга. Можете вспомнить занятную историю?

— Бывает. Как-то с Наташей Рогожкиной играли «Белую гвардию», она – Елену Тальберг, а я Мышлаевского. И в финале, когда она соглашается выйти замуж за Шервинского, я говорю: «Леночка, я бы с таким удовольствием сам на тебе женился», она отвечает: «А я бы за тебя не пошла, вдруг ты ещё хуже окажешься». И вдруг так отворачивается от меня и бросает (от себя, не по тексту): «Хотя…» и всё — и спектакль тормознулся. Говорить я не мог дальше, остальные тоже не могли.

— Вы до сих пор волнуетесь перед выходом на сцену?

— Конечно. Когда перестану волноваться, скажу: «Всё! Пошёл в продюсеры».

— В свободное время смотрите мультфильмы? С кем из мульт-героев себя ассоциируете?

— У меня пятеро детей. Конечно, смотрю. Кажется, Гарик Бульдог Харламов или Воля сказал, что я Винни-Пух с лицом убийцы. Я согласен.

Источник